― Да, нет. Я просто хотел проверить, известно ли тебе это.
Она прищурилась.
― Не волнуйся, я уже трепещу.
― Что ты наденешь?
Гермиона удивленно вскинула голову и нахмурилась.
― Какая разница?
― Просто интересно.
― Платье, Малфой.
― Ага, знаю, ты, дура. Какое платье?
Она помотала головой.
― Заткнись, Малфой. Не надо этой издевательски-милой болтовни. Я не в настроении играть в твои игры.
― Милой?
― Что?
― Слушай, Грейнджер, знаешь, мне тоже страшно. Подумай, что будет с моей репутацией, когда я приду на бал, весь из себя такой красивый, и тут все увидят, что за мою руку держится грязнокровка?
― Извини, что?
― Ой, брось. Ты к этому уже наверняка привыкла.
― Я про руки. Потому что сегодня я ни за что держаться не собираюсь.
Драко ухмыльнулся.
― Как скажешь.
― Кроме того, все уже знают. Они не идиоты. Это традиция, забыл?
― Ну, мы же не знали.
Гермиона закатила глаза: разговор явно принял бессмысленный оборот.
― Что-нибудь еще, или я могу идти?
― Я бы сказал, еще много всего, Грейнджер, ― огрызнулся Драко. ― Но сомневаюсь, что это удержит тебя от того, чтобы показать мне спину.
Они секунду смотрели друг на друга. Один из этих моментов. Коротких, жестких, злых. Полных стольких невысказанных слов, что воздух почти ощутимо кишел ими. Сочился.
А потом ― Драко засмеялся.
Гермиона прищурилась.
― Что смешного?
― Мы, Грейнджер.
Она не ответила. Просто сильнее сжала в кулаке газету и, продемонстрировав фирменный злобный взгляд, повернулась на каблуках и быстро зашагала прочь, к библиотеке.
― Увидимся вечером, ― явно забавляясь, крикнул ей вслед Драко.
Она действительно, правда, честно приложит все усилия для того, чтобы сделать их общение как можно короче, молчаливее и, самое главное, как можно меньше прикасаться к нему.
Стемнело так быстро, что Гермиона почти не заметила сумерек. Теперь недолго. Совсем недолго.
Она стояла перед кроватью, на которой лежало платье, как последнее желание приговоренного. Гермиона опустила руку и провела по ткани ― великолепно гладкой, шелковистой, кричащей: пожалуйста, не заставляйте меня надевать это, не заставляйте меня идти.
Она не слышала Драко сквозь стены ванной, но знала, что он у себя. Дверь открылась и захлопнулась примерно полчаса назад.
Гермиона мечтала, чтобы эта ночь испарилась — вместе с ним.
Она стояла в одном белье, просто уставившись на платье на кровати. В какой-то момент ей придется надеть его, и то, насколько трудно было принять этот факт, почти вызывало жалость. В чем дело? Оно что, проклято?
Гермиона помотала головой, отгоняя страхи, как-то слишком резко сдернула платье с кровати и подняла перед собой. Встряхнула, чтобы распрямить шелковую ткань.
Длинное, кремово-белое, приталенное, тонкие бретельки, глубокое декольте. Основные признаки. Она отметила все это так, как будто делала какое-то странное задание по гербологии. И подспудно ненавидела.
Мерлин. Просто сделай это, Гермиона. Ты оглянуться не успеешь, как все кончится.
Драко взглянул на феноменально старые часы над камином и пошевелил пальцами.
Еще пять минут, и он спускается.
Предполагается, что сегодня он заставит ее выслушать. ― «Выслушать все, что ты хочешь сказать, помнишь»? ― Как, Мерлин побери, он собирается заставить эту упрямую сучку стоять и слушать, было выше его понимания. Но почему-то Драко не мог заставить себя окончательно поверить, что сегодняшний вечер не принесет ничего, кроме испорченной репутации и жадных, злобных взглядов Поттера.
«Потому что да. Раз уж об этом зашла речь. На сегодня она моя, Поттер».
Драко передернуло.
Он убедил себя, что где-то глубоко внутри, некая тайная его часть с бОльшим удовольствием пошла бы на бал с домашним эльфом, чем с грязнокровкой. Он хотел быть с ней, и это было хуже, чем плохо. Хуже, чем плохо. Драко попытался подобрать слово. Аморально. Или что-то вроде того. Ему нужно, чтобы эта поганая кровь бежала так близко от него, и это аморально.
И он действительно не понял ― тогда, после завтрака, когда схватил ее за руку. Об издевательски-милой болтовне. Он не издевался. Просто хотел знать. И что теперь? Он даже не знал, почему вообще спросил о платье. Уж это-то точно было ни к чему, чего бы он ни добивался.
Драко сказал себе, что подобные размышления тоже ни к чему. Скорее всего, просто способ убить время без навязчивых мыслей о теле и губах и губах на теле.
Но это было неважно. Потому что он знал, что сегодняшний вечер пройдет слишком быстро. Тогда как каждая секунда, когда она будет его игнорировать, растянется на века.
Гермиона смотрела на себя в зеркало.
Просто смотрела.
Платье было великолепно, в точности как она врала раньше. Как все, чем она должна была быть, но не была. Подлинная иллюзия вокруг ее тела. Оно значило так много и одновременно ничего. Если бы только. Если бы под ним не было этой гнетущей мерзости. Она не заслужила ничего подобного. Не заслужила ощущения, которое давало платье.
Детского восторга, будто пузырьками вскипающего под кожей. И поэтому надо подавить его и вспомнить, что сегодня не будет никакой радости. Будет он. А он на многое способен. На самом деле, даже слишком многое, потому что хочет, и ненавидит, и терзает ее — всю, без остатка.
Гермиона постаралась собраться. «Это всего на один вечер, а я — Староста Девочек», ― повторяла она себе, наверное, в десятый раз, но надо было перестать воспринимать его как довлеющий рок, взять себя в руки и начать действовать. Всего лишь обязанность. Не более.