Жажда/water (СИ) - Страница 94

Она не понимала, что делает. Потому что слезы уже текли, как она ни пыталась сдержаться. Наверное, он почувствовал ее дыхание. Потому что поднял голову. «Пожалуйста, не сдавайся». Гермиона закрыла глаза. «Кажется, ты мне нужен». И провела губами по его губам, легко, чуть касаясь. Он перестал дышать, застыл под ее отчаянным теплом. И она отстранилась ― оставшись рядом, очень близко, и разрешила себе заплакать. Всего лишь заплакать. А прикосновение дрожащей ладони Драко к щеке принесло только больше слез. Еще больше, когда она подняла руку и осторожно дотронулась до его лица, провела пальцами по темнеющему синяку на подбородке. Он прислонился лбом к ее лбу.

― Прости…

Опять извинения. С самого дна души. Она их не хотела. Не хотела никаких извинений. Гермиона опять прижалась губами к его губам, и они раскрылись, язык скользнул ей в рот, прошелся по нижней губе. Это чувство. Теперь она вспомнила, почему так нуждалась в нем. Почему так мечтала ощутить его ― вот так: завораживающую влажность рта на губах, на языке. И если бы она уже не плакала, этот поцелуй довел бы ее до слез. Затуманил глаза. Она чувствовала, как его душа перетекает в нее, как губы вздрагивают от беззвучных рыданий.

Гермиона не остановила его. Не возразила, когда он медленно уложил ее на пол, привстал и склонился над ней, ни на секунду не отрываясь от ее губ. Она знала, что если вытянет ноги ― порежется о стекло, и опять будет кровь. Неважно. Плевать, потому что Драко был здесь, прижимаясь всем телом к саднящему телу; язык двигался глубже у нее во рту, резче по краю губ. Они закрыли глаза. И лежали, целуясь сквозь жаркие слезы.

Было больно, когда он провел рукой вдоль ее тела и задел ребра. Гермиона вздрогнула, Драко почувствовал ее дрожь губами и отстранился, чтобы опять попросить прощения, но она обхватила его за шею и притянула к себе. Было больно. Слишком больно от всего этого. Но она не хотела останавливаться. Ей это было нужно.

Им обоим нужно.

Он попытался прошептать ее имя. Что-то вроде вопроса. Предупреждение. Но Гермиона не обратила внимания. Опять провела языком по его губам, кажется, ощутила этот вкус, легкую горечь рвоты… но почему-то ей было все равно, она даже почти не заметила. Малфой протянул руку, подхватил ее под согнутое колено и повел вверх по бедру, медленно, чуть касаясь. Кожу жгло, но Гермиона даже не шелохнулась. Потому что от того, как двигались его пальцы, ― перехватывало дыхание. И когда она задрожала, то не от боли, а от этого: его рука между ног. Пальцы скользят по коже под рваным шелком платья.

Невыразимо нужно.

Он оторвался от ее рта, коснулся губами щеки, влажными дорожками, осторожными укусами спустился ниже, зализал крошечный порез под подбородком, вызвав новую дрожь. Гермиона просунула руку между их телами, забралась ему под рубашку и провела ногтями по коже; отвела колено, вжимаясь бедром ему между ног, и услышала резкий вздох. Почувствовала выпуклость сквозь грубую ткань брюк. И впервые в жизни бесстыдно захотела большего.

Влага на бедре. Кровь. Из ее глубоких царапин? Или его разбитых, изрезанных в кровь рук? Гермиона вздрогнула, когда его пальцы коснулись влажных трусов, а жадный горячий язык ― ямки у шеи, где бешено бился пульс. Драко слегка прикусил кожу, еле заметно, наверное, думал — она не почувствует. Но она почувствовала. Как каждый сводящий с ума миг их объятия. Громкое тяжелое дыхание ― эхом движений ее избитого тела на жестком, усыпанном битым стеклом полу. Так неожиданно. Все так неожиданно, быстро и необходимо.

Она опять вжалась в него бедром, и Малфой застонал. Оставил ее шею и вернулся к губам, целуя жестче, отчаяннее, нетерпеливее. Больше желания. Меньше осторожности, с каждой секундой все меньше. Потрясающий привкус засохшей крови в углу его рта. И ее тело заныло сильнее.

― Малфой…

Она не знала, о чем стонет, едва дыша, ему в губы, но на раздумья не было времени, решайся, давай, но осторожно, пожалуйста, осторожно, ведь он уже там… пальцы скользят в трусы, пробираются между ее складок. Драко уже задыхался, она чувствовала, как напряглись его мышцы, член крепче вжался в бедро. И тут — первый длинный стон разорвал звук дыхания; ее голова мотнулась из стороны в сторону, когда он провел большим пальцем по клитору. И Драко ответил, пробормотал ей в шею:

― Черт… ― не прекращая зализывать красный кровоподтек на плече.

― Еще, ― выдохнула Гермиона.

И он зарычал. Двинул пальцем быстрее, потом еще и еще. Ее тело терзала боль, и исступленное наслаждение от его пальцев сводило с ума, сплавляя безумие боли и удовольствия. Упоительно. И она знала, что ему все труднее дышать. Всасывать воздух в легкие.

Слезы на щеках. Она все еще плачет? Тут, на полу с обезумевшим Драко, его руками и ртом, стонами и рычанием. Совсем потерявшим голову.

Гермиона не знала, что делать. Не понимала, что от нее ожидается. Но здесь и сейчас это было неважно. Она выгнулась, оторвав от земли протестующую спину и стиснув зубы, когда два пальца Драко плавно скользнули в нее, плавно и так глубоко, как могли достать, а большой продолжал гладить клитор. Он отпихнул трусы в сторону уже совершенно мокрой рукой.

― Черт… Грейнджер…

Кто-то что-то сказал? Она снова выгнула спину и закусила губу. Боль в ребрах пронзила бок, ободранную кожу саднило. Было больно. Но все равно. Потому что было еще кое-что. Бесстыжее, жгучее, пульсирующее наслаждение, зарождающееся между ног. Яростно разливающееся по телу.

― Не… останавливайся… ― неправда, она не могла сказать это вслух. Драко опять зарычал. Вынул пальцы и снова толкнулся внутрь, и опять, задавая ритм, резко и хрипло дыша, одновременно скользя по клитору, вдоль и по кругу, пока ее слезы не хлынули непрерывным горячим потоком, странно приятным. И тогда она вздрогнула, выгибаясь, содрогнулась в конвульсиях вокруг его пальцев, едва различая его имя в собственных стонах: